Поэзией раны лечу

    Задолго до нас замечено, что никому не дано сказать о поэте больше, чем это делает он сам. И даже самый дотошный биограф, посвятивший жизни стихотворца солидный том, не в состоянии сказать всего. Ибо поэт всегда выше и значительнее своей биографии. В нем сокрыт огромный, лишь одному ему присущий мир со всеми страстями и смятениями, борениями и сомнениями, радостями и печалями, которые будут доходить к потомкам через десятилетия и века, как доходит к нам из глубин Вселенной свет давно угасших звезд.

    Как пророчески заметил без малого четверть века назад поэт, которому посвящены эти заметки:

    Поэзия — конечно, ложь.

    Но — раны все затянутся,

    И я уйду, и ты уйдешь,

    А вот стихи — останутся…

    Поводом же для начатого разговора послужила только что изданная КРСУ книжка “Буду краток” известного барда, автора двух пластинок-гигантов, поэта, профессора медицины, заслуженного деятеля культуры республики Анэса Зарифьяна.

    Учитывая, что всего два года назад вышло его 6-томное собрание сочинений “Кыргызстанские хроники”, можно предположить, что автор, чтобы облегчить жизнь своим немалочисленным читателям и почитателям, решил издать изящный сборничек миниатюр, который можно взять с собой в любую поездку, который не займет много места на рабочем столе и будет всегда под рукой, который услужливо напомнит понравившееся четверо- или восьмистишие.

    Я бы отнес Зарифьяна к числу поэтов обостренно полемической позиции, для которых предметом и темой стиха становится живой, из сиюминутной жизни взятый факт. Особенность его творчества заключается в умении автора быть актуальным, слышать голос истории, чувствовать пульс времени.

    Как отмечал в свое время выдающийся советский литературовед Борис Михайлович Эйхенбаум, творчество есть акт осознания себя в потоке истории — оно ответственно. Неслучайно один из фундаментальных сборников Зарифьяна озаглавлен “По жизненным мотивам”. Да и название шеститомника говорит о том же.

    Во многих миниатюрах Анэса Гургеновича содержится как бы два слоя. Один слой вполне осознанных утверждений, мыслей, идей, которые автор хотел бы донести до читателей, сделать их своими союзниками. Второй слой как бы подразумеваемый, “мировоззренческий”, который должен быть понятен тем, кто близки ему по духу.

    Из года в год все пристальней и строже

    Мы счет ведем событиям земным.

    Что вдохновляло — больше не тревожит,

    Что ослепляло — кажется смешным.

    Не в том ли смысл извечного движенья —

    Чтоб дошагать до тех завидных лет,

    Когда нас возвышают пораженья

    И унижают пиршества побед?

    Внимательному читателю не составит большого труда создать портрет автора, пользуясь его собственными признаниями и “самохарактеристиками”, разбросанными по страницам книжки. Каков же Анэс Зарифьян, что он любит, что ненавидит, что исповедует и проповедует?

    Возможно, я худший из всех,

    Но как бы ни мазали сажей,

    Предательства пакостный грех

    На мне не лежал и не ляжет.

    Поэзией раны лечу.

    Не миром — собой недоволен.

    И много ль от жизни хочу?! —

    Лишь Воздуха, Смысла и Воли.

    А еще:

    Могу быть бескорыстно предан Делу,

    Служить Идее, Обществу, Стране,

    Но затевать борьбу за близость к Телу,

    Интриговать? — увольте, не по мне!

    Или такие вот штрихи: я не рожден пред властью падать ниц, певцом придворным мельтешить у трона; своим умом живу давно; не люблю ни кликуш, ни витийства; пусть горечь нищенства познаю, пусть впереди одна чернуха, я все равно не променяю свет Духа на услады брюха; презираю дикарей, народы, мерящих пещерным взглядом узким; хочу одного: стать от всех независимым да в жизни иметь хоть какой-нибудь тыл; верен поэтическим мотивам, песней я не стану торговать; смешны мне звездность, пафос, имитации сверхсовершенства; насколько я люблю уединение, настолько ненавижу одиночество; я не боялся выглядеть смешным; никогда не пускала зависть в моем сердце гнилую завязь; не умею носить в себе злобу; я слишком быстро отходчив и совсем не способен на месть; умею радоваться я чужим успехам; признаться вправе я, что нет во мне тщеславия; порой ломлюсь в чужую дверь, влюбляясь шибко, и вовсе не судья чужим ошибкам; мне раздавать себя — не в труд, мне расточать себя — не сложно, но не терплю, когда берут за горло, внаглую, безбожно.

    Своеобразным эпиграфом к сборнику служит миниатюра:

    Послушайте совета, господа:

    Не обращайтесь к этой книге задом.

    Коль краткость здесь представлена, тогда

    И брат ее, возможно, где-то рядом.

    Уж в чем в чем, а в талантливости автору и новому сборнику отказать никак нельзя.

    Вячеслав ТИМИРБАЕВ.

Адрес материала: //mail.msn.kg/ru/news/44571/