Читающий на ветру

    Как–то его назвали “известным непопулярным певцом”. “Где находится грань — популярный человек или нет? — спросил питерский поэт, музыкант, художник и радиоведущий Михаил Башаков. — Ты на “Мерседесе” ездишь, ты популярный? Или толпа фанаток? Приятно написать хорошую песню? Да это здорово вообще! Приятно, что есть люди, которые понимают тебя, приходят на концерты? Здорово! Это жизненно необходимо для человека творческого. Ходить, писать в стол и бурчать себе: “Я гений, я гений” — это же смешно как–то”. Для него комплимент себе любимому: “Я известный автор” в пыль разбивается об ироническую мысль: “Я — автор, неизвестный даже самому себе”.

    Смех познающего, смысл уходящего,

    Мертвая азбука, след просвещенного.

    Золота выпью — напитка бодрящего.

    Я не люблю ничего упрощенного…

    И ветер не прост — в нем все лихо закручено,

    Двойственность вечная, Terminus Аni.

    Мне же держать равновесие поручено,

    Я жизнь прожигающий вечно на грани…

    Ведь я — читающий на ветру

    В мерцающем свете стихии,

    Да, я — читающий на ветру

    Уходящей эпохи стихи.

    Жизненный девиз его звучит так: “Не надо стараться переделать мир. Надо его сразу же переделывать, но в самом себе”. Об этом и его песни:

    Ты зря никого не обидишь,

    Из крови своей творя,

    И если звезду ты видишь,

    То значит, она твоя.

    Эти песни (первая называется “Читающий на ветру”, а вторая — “Поэт”) мало известны даже среди самых “продвинутых” рокеров. Больше знают другую:

    А что это за девочка и где она живет?

    А вдруг она не курит, а вдруг она не пьет?

    Ну а мы в такой компании возьмем да и припремся к Элис.

    “Песня “Элис” для меня — исключение, — признавался Михаил. — Просто друзья–журналисты постоянно упрекали за то, что не написал ни одной кавер–версии: все поют чужие песни, а я — нет. Я никогда не любил группу “Смоки”, я любил группу “Лед Зеппелин”, но пошел от противного, и все получилось”.

    После успеха “Элис”, когда ее дурными голосами орали даже пацаны в бишкекских дворах, Башаков, с точки зрения современного шоу–бизнеса, поступил весьма нелогично. Он не стал перепевать старые хиты, зашибая на этом “дурную деньгу”, а остался верен себе и своим лирическим героям:

    Такие времена настали, так повернулась планета,

    Слишком долго подброшенной кружилась в воздухе монета,

    Дразнилась орлом и решкой, встала на ребро.

    Мне говорили: “Молчание — золото”; я любил серебро.

    Мне говорили: “На Бога надейся, на себя положись”.

    Я говорю: “Господи, найди меня, со мною свяжись”.

    Пожалуй, Михаил — единственный из рок–поэтов, кто ради точности стихотворения–песни не считает зазорным лезть в справочники и энциклопедии. Может быть, поэтому его песни непохожи одна на другую? Вместе с мыслями о вечном, в них можно встретить и вполне житейские, но не менее философские вещи:

    В метро кто–то дернул за главный рубильник —

    Пропал кошелек, документы, мобильник.

    А ты не парься, будь счастлив!

    Мудрец написал во дворе на заборе:

    “Не переживай за Россию, don’t worry”.

    Не парься, будь счастлив!

    А вообще у стихов Башакова есть одно уникальное свойство. Они “цепляют” человека — вне зависимости от его внутреннего багажа. Символы песен Михаила каждый, кто их слышит, разбивает на собственные составляющие. Все зависит от того, чем наполнено “я” слушающего.

    Я хотел подарить вам цветы, но мне жаль ломать кустик.

    Я прислушивался к вашим вздохам, как гидроакустик.

    Коротки наши встречи, а проводы слишком длинны.

    Тороплюсь с расшифровкой сигналов из глубины.

    Вот перо мое может вполне быть и острым и резвым.

    Это время сакраментально, здесь надо быть трезвым.

    Радость, боль, ликованье, страданье и чувство вины.

    Точность — принцип в работе с сигналами из глубины.

    В каждом его интервью можно заметить одну общую особенность: о деталях работы российского шоу–бизнеса Михаил без смеха говорить не может. Понятно, почему: те, кто не хочет подгонять себя и свои песни под шоу–стандарт, обычно и в народ идут на своих двоих. Зарабатывать зрительский “капитал” приходится так, словно в России нет средств массовой коммуникации. В очередном городе узнают, что такое Башаков, часто после того, как сам Михаил приедет туда и споет. Не было бы у Башакова “Элис”, и музыкальные магазины о его альбомах вообще не услышали бы. А так — кое–что в Бишкеке есть. Работает еще и Интернет, и старая добрая традиция — передавать диски “этого чудесного парня” из рук в руки. “Телевидение, радио готовы брать песни, но “без этой вашей метафизики”, как там говорят”, — поясняет Башаков. Впрочем, обиды он не испытывает. Сегодняшний вариант — живое общение в городах — его вдохновляет больше…

    Рассказ о Михаиле Башакове завершает песня “Солдат в отпуску”

    Солдат в отпуску

    Все свое время я ношу всегда с собой.

    То, что не видно глазами, для меня уже мир иной.

    В моем пространстве все живущие единицы

    Имеют имя, назначение, пол и лица.

    У каждого есть путевка в жизнь и свои права,

    И каждый въедет во двор и свалит в траву дрова.

    Я пишу на горячем столе, иссяк мой невинный листок.

    Солдат в отпуску — рубаха из порток.

    Здесь прошлое с будущим не разграничено четко,

    И в левом ухе “техно”, а в правом еще чечетка.

    И время Вселенной в моем словаре — очень личное дело,

    Смотри, спотыкаюсь я весь, а падает только тело.

    И хотя мы живем уже после того, как родился Христос,

    Я знаю любой ответ, пока не звучит вопрос.

    И все время путаю, где Запад, где Восток.

    Солдат в отпуску — рубаха из порток.

    И я всегда готов сказать филиппинское “Здрасьте”,

    Поймет лишь тот, у кого вместо среднего уха — плод страсти.

    Я сегодня думал, когда разглаживал утром постель:

    “Я не профессионал, а только люби — тире — тель”.

    И каков бы ни был искус: мед, пиво, вино по усам,

    Но если знать хочешь истинный вкус — попробуй сам.

    Река — это сразу все: дельта, рукав, исток,

    А солдат в отпуску — рубаха из порток.

    Моя пунктуальность — как на душу Бог положит.

    И с каждым мгновением я другой, а тот, что был, уже прожит.

    Пройду через каждую карту, почувствую каждую руну,

    Где–то правда от Троцкого, где–то — правдивая ложь Камерона.

    Возьму одиннадцать слов, и все означают “холод”,

    А в каждой газете мне пишут, что я молодой — и я молод.

    И в который раз по мне пройдет этот дикий ток.

    А солдат в отпуску — рубаха из порток.

    И зада нет: повернувшись назад, я смотрю вперед.

    И, наверное, нет такой стрелки, которая, двигаясь, врет.

    Моя лошадь — яблоня, роняющая плоды в пыль,

    Когда я совсем не думаю, а будущее уже быль.

    И чтобы попасть в “десятку”, я подхожу в упор,

    Что может быть лучше “десятки” — привет тебе, Пифагор!

    Я все время мажу, а мне кричат: “Молоток!”.

    Солдат в отпуску — рубаха из порток.

    Дмитрий ОРЛОВ.

Адрес материала: //mail.msn.kg/ru/news/28309/