Женщина с глазами перепелки

    Преодолев сор из шелухи семечек и окурков на автобусной остановке, он влез в душную маршрутку, где водитель с черным от усталости лицом прохрипел, сколько стоит дорога. Такое уже было вчера, и позавчера, и позапозавчера. Он устал узнавать знакомое. Сын жестянщика ехал на базар, потом он прошел мимо галереи блеклых листовок с портретом кандидата в депутаты и через перепонки стен и артерии переходов на ремесленный ряд, там мастеровые различного профиля с помощью умений, передававшихся по наследству из поколения в поколение, добывали нелегкую трудовую копейку.
    Он был молод, но уже жестянщик и виртуозно кроил и гнул трубы водостоков, отливы, раковины для умывальников, которые всегда пользовались спросом и при советской власти, и после. Он просто им родился и понимал, что в депутаты ему путь заказан и его блеклый портрет никогда не будет висеть на заборе, и никогда об этом не просил Всевышнего, и даже не мечтал исправить классовое неравенство.
    Когда юноша устраивался на ночлег под пестрым стеганым одеялом и закрывал глаза, он рисовал в своем воображении ее — непришедшую. Когда–нибудь дверь откроется и она войдет. Маленькая, нежная и легкая, как дыхание весны, как перепелка, которую жестянщик держал в клетке. Птичка понимающе смотрела женскими кроткими глазами, и ее сердечко бешено стучало, когда она оказывалась в мужских руках. Когда южная жара раскаляла мутный город до пятидесяти градусов и запах горячей жести смешивался с запахом перегретых человеческих тел, перепелке делалось плохо, и юноша доставал ее из клетки, чтобы обрызгать изо рта водой.
    Осенью он нашел ее подранком. Там, где заканчивался туман и начиналась стриженая рожь. Рожденная в высокой траве, перепелка, грустно нахохлившись, старалась затеряться в стерне, а в небе уже кружил заметивший ее сокол. Парень спрятал птаху на груди, и биение их сердец слилось воедино.
    Он доверял ей самое сокровенное. Часами, если, конечно, не было клиентов, разговаривал с ней, называя Зулькой. Имя ей понравилось, и когда она его слышала, то подходила к самой сетке и через ячейки пристально смотрела в глаза молодого человека, приводя его в смущение.
    Однажды, когда они были увлечены беседой и друг другом, из темноты неожиданно возник мрачный силуэт закутанной в несколько платков горбатой старухи с клюкой.
    — Съешь сердце перепела, — проскрипела бабка, смутив его душу чарами темных слов, — а сердце этой перепелки отдай той девушке, которую приводили к тебе знакомиться, и она будет тебе верной женой до гроба! — и исчезла, как сон, наполнив ужасом парнишку с перепелкой.
    Жестянщик достал птицу из клетки и спрятал за пазуху. Его слезы лились ручьем, обжигая Зульку. Наклонив голову, чтобы скрыть свою слабость, сквозь насмешливые взгляды ремесленников, через перепонки стен и артерии переходов он вынес ее из средостения человеческой суеты. Преодолев сигаретно–семечковый засор автобусной остановки, оказался в чреве маршрутки, водитель прохрипел положенную фразу, а с забора злорадно усмехался выцветший кандидат в депутаты.
    На краю стерни он остановился. Его дрожь смешивалась с ее дрожью. Жестянщик раскрыл рубаху и достал перепелку. Она была в его ладонях, как в гнезде.
    В ее глазах было обещание, печали не было. Потом перепелка встрепенулась и улетела, оставив юношу наедине с грустью.
    На следующий день, когда он, стараясь ни о чем не думать, автоматически резал жесть, в дверном проеме показался женский силуэт. Вошла девушка, маленькая, нежная и легкая, как дыхание весны.
    — Меня зовут Зуля, — сказала она. У нее были глаза перепелки.
    Владимир ПИРОГОВ.
    Фото автора.

Адрес материала: //mail.msn.kg/ru/news/16936/