Сбежавшая из «рая»

    Красивая, очень неглупая, когда–то успешная бизнесвумен. Шемшат теперь — женщина на птичьих правах, ютящаяся на чужбине. Она — беженка из Туркмении.
    Беспросветное существование — между поисками пропитания малышу и попытками заработать, между благотворительными организациями и миграционными службами — не ломает ее, что удивительно. Она не клянет судьбу и не рвет на себе волосы. Она просто пытается найти выход. И искренне недоумевает, почему ей приходится доказывать очевидные вещи.
    Вот уже полтора года Шемшат живет в Бишкеке. Приличная жизнь — в прошлом. Сейчас она ютится с мужем и маленьким сыном в хибарке с голыми стенами, залепленными плакатами, с единственным паласом, прикрытым клеенкой, чтоб малыш не пачкал, — в детской. Сами спят на полу (они старались не показывать убогости своего ложа, закрыли двери в спальню, но все равно в щелку были видны голые тюфяки, прикрытые старым ватным одеялом).
    На родине у Шемшат остались три квартиры, турфирма, которой она руководила, машина и прочие жизненные блага. По своей воле с таким добром, понятно, не расстанешься. Оказывается, все это было жертвой семейному счастью: Шемшат вышла замуж за Азата. Гражданин Афганистана покорил ее добротой и заботой.
    — Сама не ожидала, — признается, — что замуж выйду. О замужестве и не думала, свободная женщина всегда была, а тут он со своим: “Я тебя кормить буду, лелеять”.
    Что значит жениться на туркменке — все знают: большеглазые красавицы — национальное достояние, охраняемое законом. И если сейчас влюбленный в туркменку иностранец может назваться ее супругом, лишившись 50 тысяч “зеленых”, то раньше в придачу к штампу в паспорте он получал гонения, а она — обвинения в проституции. У Азата был собственный бизнес: гонял “КАМАЗами” на родину транзитные грузы, ГСМ. Дело было налаженным и более чем успешным. Туркменская жена и хорошие деньги — замечательный повод для наезда, не так ли? После прессинга силовиков из КНБ Азата депортировали, присвоив нераспроданный товар на 150 тысяч долларов, а Шемшат оказалась в … камере (муж, кстати, прошел тот же путь).
    — В октябре 99–го вышла замуж, в феврале Азата уже закрыли, а в начале марта выдворили из страны, — рассказывает Шемшат.
    — Четырнадцать дней я провел там, потом печать в паспорт поставили черную, — кивает головой Азат. — Вернуться в Туркменистан я уже не мог.
    После того как выдворили мужа, КНБ взялся за саму Шемшат: дверь квартиры выломали, ее забрали в приемник–распределитель, стали вымогать деньги. Мол, позвони своему миллионеру, пусть денег пришлет, выкупит.
    — Золото, семейные фотографии забрали, восемь тысяч долларов, — вспоминает она. — Мне удалось убежать из приемника на третий день. Сама не представляю, как. Очень сильно молилась...
    Ей повезло, что за решетку она попала под Новый год. И ее супостаты не были лишены человеческих качеств вроде любви к увеселениям. Празднование приближающегося Нового года бдительность их притупило. И Шемшат в шесть утра убежала. Спохватились через несколько часов, когда беглянки и след простыл. Навидалась за время отсидки многого.
    — Меня не били, потому что деньги хотели. А других… Очень жалко было девчонок из Азербайджана. Малолетки. Их неправдой заманили на паром и привезли в Ашгабат. Из приемника продали туркменам. В жены. Одному покупателю было семьдесят лет! А девчонке — лет шестнадцать всего. Своими глазами видела, как били их, насиловали, наркотиками пичкали. Ночью в приемнике никто не спит — только днем, кричат потому что. Кушать один раз дают, невозможно это есть. Каждый двухсотый житель Туркменистана сидел или сидит! Представьте! Всего четыре миллиона живет в стране. Если бы страна эта не была такой закрытой, каждый уважающий себя человек уехал бы. Не могут… Зато мировой общественности гордо демонстрируется достойная жизнь простого туркменистанца: с бесплатным газом, светом и дешевым билетом на самолет.
    — Бесплатный газ не нужен! Сколько людей им потравили! — возмущается Шемшат. — Ночью резко выключают без предупреждения, а потом так же неожиданно включают. А люди спят. Особенно так в колхозах делают часто. Бесплатный…Так его и нет... И света не бывает часто. Самая высокая зарплата в Туркменистане — пятьдесят долларов. Но на них нельзя жить. На один доллар пятнадцать булок хлеба можно купить. Все законы против человека: если в другом городе родился, не можешь приобрести собственность в столице. Между областями — визы! Чтоб не вылезли оттуда. По три месяца надо ждать и приглашение иметь, чтобы из Ашгабата в Чарджоу или Ташауз приехать.
    — Сейчас те люди, которые с нами корыстно поступили, уже сидят, — женщина называет фамилии, — все на двадцать пять лет сели. Мы не единственные, с кем так обошлись. Бывало, люди миллионы долларов оставляли там и крупные фирмы. Даже у туркмена иранского происхождения из Швеции все отобрали: он “Вольво” в Туркмению поставлял. У него там, наверное, десятки миллионов остались…Тоже депортировали…Таким, как мы, даже дома не разрешали продавать.
    Что удивительно: Шемшат долгое время жила в России, во времена Союза. Имела торговый бизнес. Как только в августе 98–го деньги вмиг обесценились, решила вернуться на родину, благо в Ашгабате недвижимость была.
    — До 1999 года Туркменистан безвизовым был для граждан СНГ, — продолжает женщина. — Вернулась уже совсем с другими взглядами. Я же обрусевшая! Я мыслю по–русски!
    Родина, как вы поняли, оказалась негостеприимной.
    Азат ее признается, что стремился из Афганистана не только к жене. Просто его роду в родной провинции не место — кровная вражда замешана:
     — Я пуштун, папа мой воевал с большой партией, которая теперь у власти. Он сейчас в Германии, хотя люди наши хотели, чтобы он вернулся и правил, стал губернатором. Но во власти есть человек, чьего родственника убил мой папа.
    Четыре года не виделись супруги. Лишь созванивались. В конце концов решили бежать на нейтральную территорию — в Душанбе (обоим ближе до этого города). Радость долгожданной встречи заставила забыть — нет, не о предосторожностях, а о процедурах, сопутствующих просьбе о предоставлении убежища. Обращаться к властям надо было сразу же, при пересечении границы. Словом, пришлось перебираться дальше, в Бишкек, надеясь на помощь Верховного комиссариата ООН по делам беженцев. Но началась волынка, да еще какая. Только решения Департамента миграционной службы (ДМС) надо было ждать год, не меньше. Приходилось доказывать, что Туркменистан — это не рай на Гавайях, где вольготно любому. Не верили. Более того, наконец выданное решение оказалось … отрицательным. Мол, вы же сами рассказывали, что в вашей квартире умер иностранец (его она поселила у себя бесплатно — потому что земляк мужа, афганец). Значит, скрываетесь от правосудия за содеянное убийство. А иностранцу тому, говорит Шемшат, было 70 лет. И стресс у него был сильнейший: его тоже закрывали в приемнике, потому что виза просроченная на руках была. А он все ждал с женой, когда сын из Германии прилетит. Не дождался — сердечный приступ. “Сама рассказала эту историю, зачем?” — недоумевает теперь туркменка. ДМС отказал в статусе беженца, промурыжив больше года.
    — Как дальше жить? У нас нет удостоверений беженцев. Я не думала, что в ООН и ДМС может быть такая бюрократия, — с горечью говорит женщина. — Там только и говорят: у меня рабочий день кончился, это не моя компетенция… В ООН не хотят помогать, говорят, программа рассчитана на 75 долларов на человека. Я понимаю, мы давно тут, надоели им. Но мне как жить с ребенком? Я столько времени ждала, сказали бы сразу, определенно: не получите статус. Мы бы поехали дальше, в Алматы. А так только деньги кончились… Надо было взятку дать, как другие. Я знаю, многие друзья моего мужа уезжали сразу же в третьи страны, заплатив 350 долларов. А мы хотели легально все сделать…Они (усмехается) сидят в теплых кабинетах, на машинах ездят. Не знают, что такое беженец…
    …Молчаливый и стеснительный с виду муж (все время старался не попадать в кадр) встает и уходит во двор под предлогом посмотреть, кто стучится. Жена продолжает нянчить кроху Набиля Арафата (он родился уже здесь, накануне Ураза Байрама, когда празднуется день Арафата, вот и назвали так). Тот спокойно грызет простенькую игрушку и не капризничает, подобно избалованным первенцам. Успел привыкнуть к аскетичной жизни?
    — Когда денег у нас не стало, Азат уехал в Алматы, — говорит женщина. — Я поругалась с ним. Мне идти некуда было. Я беременная, вещей нет, денег нет. На мне только шелковое платье осталось и рубашка с туфлями.
    Походила по благотворительным организациям, но везде отвечали: “Ждите, пока не можем помочь”. И она отправилась работать на поля в Жайылский район. На свеклу (кто был в лагере труда и отдыха, помнит, какой каторгой считалась уборка этого корнеплода). Через два месяца НПО “Адилет” помогло с деньгами, со съемом квартиры. Пережитые стрессы сказались: она родила раньше срока (и тут с пеленками–питанием помог “Адилет”).
    — В четвертом роддоме родила, там в родильном отделении такие хорошие люди, ничего не вымогали, а я их отблагодарить не могла, у меня даже не во что было сына завернуть, одно полотенце! А вот в детском отделении началось: дай денег на то, дай на это… Прошу: чуть–чуть добавку дайте, я же после родов, кушать хочу! А они: нам тоже питаться надо. Токторбек — сотрудник “Адилета” — забрал меня, со всеми моими долгами расплатился с врачами, Верховный комиссариат квартиру снял на три месяца.
    Но помощь постоянной быть не может — это Шемшат всегда знала. Она старалась заработать самостоятельно: взяла в аренду гриль, круглосуточно крутилась с маринадом кур, да все равно не вышло — в убытках сидела. Азат же, стоило случиться трудностям, про свои клятвы в любви–ласке–помощи забыл, кормить перестал, сел на шею и стал побивать. Нервы у него, видишь ли. Работать и не пытается: ладно, жена у него спорая да хваткая, авось прокормит нахлебника. Посмотреть за родным сыном — тоже желания нет.
    — Еще хуже меня люди живут, — рассуждает Шемшат. — Спасибо Аллаху, в дешевом доме живу. Район хороший: дома строятся, железки валяются. Подбираешь их — сдаешь. И бутылки. Вот и есть памперсы ребенку. У соседей у всех огороды, летом меня подкармливали. Мы давно уже вегетарианцами стали (смеется). Только вот не знаю, как топить буду. Холодно. Я ребенка ночью укрываю и сама ложусь спать, жду, когда утро настанет.
    Недавно познакомилась с журналистами, беженцами из Узбекистана. Друзьями стали. Парни нянчатся с дитенком, когда к ним в гости приходит Шемшат, подкидывают пайку продуктовую (сами смеялись: нам каждый месяц рис, муку, масло привозят, девать некуда, хоть со стряпней экспериментируй, а рядом люди, которым есть нечего). Конечно, мир за Узбекистаном после андижанских событий пристально следит. Вот и стараются создать его беженцам максимально комфортные условия. Да еще и прессе. А в Туркменистане вроде все своим чередом идет, без вспышек, затрапезно и привычно. Можно и помурыжить, выходит? Впрочем, что толку сейчас возмущаться? Шемшат даже пыталась судиться — женщина все же грамотная, свои права пыталась отстоять. Обращалась и в городской суд, и в Верховный. Оставили решение ДМС как есть.
    — Что ж вы дальше делать будете? — спрашиваю.
    — В Туркменистан возвращаться исключено, — отвечает. — Я не ничтожество, чтоб возвращаться в страну, которая со мной так поступила. Буду писать в международные организации. Безвыходных ситуаций не бывает. Что–нибудь придумаю.
    Шемшат улыбается и сильнее сжимает Набильчика.
    Татьяна Орлова.
    Фото Владимира Пирогова.
    P.S. Эта женщина ни о чем не просила. Но голое, холодное пространство ее жилища и малыш, у которого нет необходимого питания, — красноречивее всех просьб. Она не бездельница. Может, вы можете сделать что–то доброе для нее и ее ребенка?

Адрес материала: //mail.msn.kg/ru/news/12370/