Исповедь эстонского хакера, или Тюрьма на Манхэттене

     Как ФБР разыскивает хакеров по всему миру и что происходит с ними после экстрадиции в США? Об этом рассказал эстонским СМИ Антон Иванов — гражданин этого прибалтийского государства, которого американские спецслужбы обвинили в участии в одной из самых масштабных кибератак последних лет. Свой срок он отбывал на Манхэттене вместе с мексиканскими наркобаронами и террористами из “Аль-Каиды”.

    Арест

    Стук становился всё настойчивее. Я открыл дверь, и в мою квартиру в Тарту влетели люди в штатском, без объяснений надев на меня наручники. Раньше ничего подобного со мной не случалось, но в следующие несколько лет закованные руки станут обыденностью.

    Люди в штатском — среди них были эстонские полицейские и агенты ФБР — сказали, что в США выдали ордер на мой арест. Они внимательно осмотрели компьютер и всю электронику в доме. Происходящее казалось настолько нелепым, что я даже помогал в обыске, улыбался и шутил. Они сняли копию жёсткого диска ноутбука, нашли телефон и старую карточку памяти в фотоаппарате, перерыли все шкафы и помойное ведро. Мусор — это первое место, куда заглядывают фэбээровцы при обыске.

    Я работал системным администратором в эстонской компании Rove Digital. Фирма всегда находилась “в серой зоне” и шла на рискованные шаги, чтобы заработать денег. Поэтому, когда мне сказали, что вместе со мной арестованы ещё пять моих коллег, я не особо удивился. Но то, что я оказался среди них, — было сюрпризом: в Rove Digital я просто делал механическую работу и никогда не думал, что буду нести ответственность за дела компании.

    Я надеялся, что меня сразу освободят. Не верилось, что людей могут вот так просто арестовать по непонятным обвинениям из Нью-Йорка. Но местный судья избрал меру пресечения в виде содержания под стражей на два месяца, чтобы полиция смогла дождаться из США официального запроса на экстрадицию. Это был ноябрь 2011-го. Домой я вернулся только через три года.

    Экстрадиция

    В Уголовном кодексе Эстонии есть статья, согласно которой подозреваемых выдают быстро и без рассмотрения обстоятельств дела. Особенно если этого требует такая страна, как США. Я понял, что сопротивляться не стоит, и пытался сохранить силы и нервы, чтобы побороться с обвинениями уже в Америке. Позднее мне расскажут, что в Эстонию американские спецслужбы заманивают людей из других государств, с которыми у Вашингтона нет договора о выдаче подозреваемых: здесь их арестовывают и переправляют через океан.

    Что такое операция Ghost Click?

    “Самое масштабное киберпреступлении века”, “грандиозная киберафёра”, “гениальная криминальная бизнес-модель” — именно так описывали действия группы эстонских граждан в СМИ и пресс-релизах ФБР. Начиная с 2007 года несколько хакеров из Тарту заражали чужие компьютеры вредоносным софтом. После его установки компьютеры начинали генерировать трафик определённым сайтам. Хакерам удалось заразить примерно четыре миллиона компьютеров в 100 странах мира, причём около 500 тысяч устройств находились в США.

    Несколько лет ФБР вело расследование в рамках операции Ghost Click и в сентябре 2011 года вынесло обвинение шести гражданам Эстонии и одному гражданину России — по оценке ведомства, группе удалось заработать более 20 миллионов долларов.

    8 ноября 2011 года Антон Иванов и другие подозреваемые были арестованы эстонскими властями. Гражданин России Андрей Тааме пустился в бега — в 2013 году за его поимку даже назначили вознаграждение в 50 тысяч долларов, но хакера пока не удалось найти.

    Я провёл в тюрьме Tallinna Vangla шесть месяцев. Сидели со мной по большей части такие же жалкие недотёпы, как и я. В основном это мелкие воришки-наркоманы. А потом за мной приехали сотрудники Службы маршалов США. На меня опять надели наручники, ноги заковали в кандалы и отвезли в аэропорт. Через несколько часов я был уже в Нью-Йорке.

    Самая охраняемая тюрьма в США

    Обвинительный акт против меня и моего начальства был составлен прокуратурой Южного округа Нью-Йорка и одобрен на заседании большого жюри. Как только мой самолёт приземлился, меня отвезли в суд, где это обвинение было зачитано. Я также получил оплаченного государством адвоката.

    Меня поместили в тюрьму Metropolitan Correctional Center. Это самый центр делового Манхэттена, пара кварталов от Уолл-стрит и мэрии. Здание тюрьмы узнают по всей стране, потому что MCC — одна из самых хорошо охраняемых тюрем в США. Здесь содержали многих известных преступников: нью-йоркского мафиози Джона Готти, создателя крупнейшей финансовой пирамиды в истории Берни Мейдоффа. Параллельно со мной там в ожидании суда сидели высокопоставленные чины “Аль-Каиды” и крупные латиноамериканские наркобароны. Говорить о них не стоит — эти ребята не любят игры и шутки.

    Тюрьма разделена на блоки: на каждом этаже — два блока, в каждом блоке — 48 камер. Камеры были спроектированы для одного человека, но из-за переполненности их переделали в двухместные. Теперь там умещается двухъярусная кровать, два пластиковых стула, металлический унитаз, маленькая раковина и пластиковое зеркало над ней.

    В 6.30 утра двери открывают, и до самого вечера все заключённые в блоке могут свободно общаться друг с другом. Доступ в соседние блоки запрещён.

    Расовый состав я бы оценил так: 40 процентов заключённых — афроамериканцы, 45 процентов — латиноамериканцы и лишь 15 процентов — белые. В одну камеру стараются сажать представителей одной расы. Это неписаное правило, из-за нарушения которого может даже подняться бунт. Мне повезло, у меня всегда были хорошие соседи по камере — это очень важно.

    Возможно, белых американцев в тюрьме было очень мало, потому что большинство из них могут позволить себе заплатить залог и ожидать суда на свободе. Помимо граждан США, в тюрьме были и такие, как я — люди, экстрадированные из разных стран мира. Я также познакомился с русскоязычными выходцами из стран бывшего СССР: армянами, грузинами и евреями с Брайтон-Бич. Поскольку тюрьма предсудебная, в ней вместе содержатся как финансовые мошенники, хакеры и биржевые брокеры, так и убийцы, насильники и террористы.

    Скука, гамбургеры и бартерная торговля

    В Metropolitan Correctional Center относительно безопасно, если ты сам не лезешь на рожон. Поэтому жизнь большинства заключённых — это бескрайняя тоска и скука. Каждый следующий день ничем не отличается от предыдущего. Подъём, завтрак, обед, ужин, отбой. Еда ещё более однообразна — рис, бобы, кукуруза, фарш. В среду можно рассчитывать на жареную курицу, в четверг — на гамбургер, в пятницу — на кусок рыбы.

    Чтобы развлечься, люди занимаются спортом, читают, играют в шахматы или карты, слушают радио. Каждые три дня полагается полуторачасовая прогулка на крыше — MCC находится в городе, и у неё нет нормального тюремного двора. Там можно поиграть в баскетбол или хендбол (это что-то вроде сквоша: маленький мяч кидают в стену и ловят руками) и иногда, если повезёт, с латиносами в футбол.

    Тюрьма в Нью-Йорке чем-то напоминает ООН, поскольку в ней можно встретить представителей всех рас, национальностей и слоёв общества. Рядом с проработавшим всю жизнь на Уолл-стрит евреем обязательно окажется афроамериканец из Южного Бронкса.

    Вместе со мной, например, сидел араб-христианин из Африки. Он не говорил по-английски, но, несмотря на это, успешно занимался бартерной торговлей вместе с лордом из Гватемалы, у которого были связи в мексиканских наркокартелях. Они продавали редкие продукты: например, краденные с кухни апельсины или газировку, на которую в магазине установлен лимит — не больше двух упаковок по шесть банок на человека в неделю. Они делали это не для заработка — просто, чтобы заняться чем-то осмысленным и не умереть от безделья.

    Белые, афроамериканцы и латиносы

    Население тюрьмы делится на расово-культурные группы: афроамериканцы из уличных банд вроде Bloods или Crips — отдельно; латиносы из мексиканских наркокартелей, оставившие на свободе миллионы долларов и яхты, — тоже сами по себе. Белые с образованием — в меньшинстве. Я примкнул к ним.

    Группы возникают по многим причинам. Одна из главных — безопасность. В тюрьмах, где есть заключённые с длительными сроками, вообще нельзя решать организационные вопросы в обход представителей твоей расовой группы. Поспорил с кем-то из-за телевизора, проигрался в карты — группа решит за тебя, что теперь делать. На Манхэттене всё несколько проще, но люди всё равно объединяются, потому что у каждого есть потребность в общении.

    Афроамериканцы — самые весёлые ребята, для некоторых из них заключение в тюрьме — это обычное дело, как в магазин сходить. Некоторые уже через час находят знакомых с района и с яростной жестикуляцией рассказывают о похождениях на воле и вспоминают общих знакомых. Для многих из них федеральная тюрьма — это венец гангстерской карьеры, потому что сюда попадают подозреваемые, которые проходят по громким делам и получают большие сроки. Во многих штатах за хорошее поведение могут дать досрочное освобождение или адвокат поможет скинуть срок. В федеральной тюрьме такое бывает редко.

    Латиноамериканцы — более интровертная и организованная группа. Они всегда заботятся о своих, помогают едой и одеждой. Внутренние тюремные проблемы решают не в драке, а доносами начальству. Испаноязычные заключённые очень предприимчивы: шьют одежду, чинят кроссовки, как-то достают деликатесы, свежие овощи и фрукты. Если нужно что-то необычное, все обращаются к ним: можно сделать татуировку, купить самодельной браги или леденцов. Они же распространяют наркотики, в основном спайс.

    Возвращение домой

    Я провёл в тюрьме почти два года. Мексиканец — бывший владелец инди-лейбла и промоутер, а по совместительству контрабандист для наркокартеля Синалоа — учил меня испанскому. Я много читал: родственники могут выписывать вам газеты и журналы, которые, если повезёт, доставляют с совсем небольшой задержкой. Я обсуждал политику и обменивался книгами с хакером-анархистом из Anonymous, взломавшим компанию, сотрудничавшую с ЦРУ. С турком, продававшим ракеты группировке “Хезболла”, мы играли в карты. Крупный колумбийский наркоторговец из повстанческой группировки FARC (по слухам, на счету его отряда три тысячи убийств) продавал мне грейпфруты. Биография здесь была не очень важна. Все жили в одних условиях, и это нас временно объединяло.

    В Южном округе Нью-Йорка большинство криминальных дел заканчивается сделкой с прокуратурой. За долгие годы практики прокуратура лучше всего научилась заставлять обвиняемых давать показания в суде против своих подельников. Взамен им обещают снисходительность при вынесении приговора. Стукачей в тюрьме яростно презирают, хотя почти все втайне пытаются пойти на сотрудничество со следствием.

    Я признал вину — сказал, что поддерживал серверы Rove Digital. Этого было достаточно, поскольку по американским законам ответственен любой, кто работал в нашей фирме. Теоретически я мог доказать свою невиновность, но быстро отказался от этой идеи, потому что вместо оправдательного приговора мог бы получить и 10 лет.

    А так судья Льюис А. Каплан, изучив обстоятельства дела, сказал: “Этот молодой человек выучил свой урок, отпустите его домой”. Меня перевели в иммиграционный лагерь, потому что легального статуса для нахождения в США у меня не было. После пяти недель бюрократических проволочек и перекладывания бумаг из одной стопки в другую меня посадили в самолёт, и я оказался на свободе.

    Практически все факты и обстоятельства моего дела я опустил, потому что оно не закрыто, а я прохожу по нему в качестве свидетеля. Никто, кроме одного из моих бывших коллег, не признал своей вины, следствие продолжается. Именно поэтому рассказ посвящен исключительно моим впечатлениям с момента задержания и до освобождения.

    Юрий ГРУЗДОВ.

Адрес материала: //mail.msn.kg/ru/news/43231/