И нитка, втрое скрученная, не скоро порвется

    Продолжая разговор о Библии, начатый в предыдущем номере "МСН-суббота" 18 июля, замечу, что, по оценке протоиерея Александра Меня 18-летней давности, поэтика Библии, сложившаяся в контексте древневосточной культуры, во многом отличалась от античной, классической, и чтобы приблизить ее к западной аудитории, многие латинские и греческие поэты создавали библейские парафразы, используя гекзаметр и другие виды классического стихосложения. Многие десятилетия, а то и века спустя возникали новые опыты, отвечающие новым формам поэзии и новым идейным запросам. В России библейские парафразы известны со времен Симеона Полоцкого, а затем Ломоносова.

    В предлагаемых заметках хочу обратиться к 4-й главе книги Экклезиаст. Главе, в которой говорится: "И если станет преодолевать кто-либо одного, то двое устоят против него. И нитка, втрое скрученная, не скоро порвется".

    Религиоведы считают, что Экклезиаст - одна из самых поздних (если не самая поздняя) частей Ветхого Завета. Псевдонимность этой книги несомненна. Еще в XVII веке голландский политический мыслитель и государственный деятель, один из основателей теории естественного права и современной науки международного права Гуго Гроций указал на особенности языка Экклезиаста, отличающие его от языка древних времен царя Соломона (X век до нашей эры). В наши дни большинство исследователей относят книгу примерно к 300 году до нашей эры. В оригинале она называется Кохелет, что может означать "человек, говорящий в собрании", проповедник. Именно так и передал смысл заглавия греческий переводчик, назвавший книгу "Экклезиаст" (от греч. экклесиа - собрание).

    Следует отметить, что Экклезиаст выпадает из общего ряда, резко контрастирует с содержанием прочих книг Библии своим глубоким пессимизмом. Не случайно в иудейской религиозной традиции имелись возражения против включения в канон этой книги по той причине, что она выражает еретические воззрения.

    Экклезиаст не отрицает бытия Бога, но это Бог грозный, безразличный к человеческим страданиям, действующий по непонятным человеку, далеким от мира людей побуждениям. На его милость можно надеяться, но нельзя рассчитывать на его награду за какие бы то ни было праведные дела или помыслы. Человеку надлежит быть мудрым и благочестивым не потому, что это повлечет благосклонность Бога, а лишь потому, что разумное обращение с силами общества и природы скорее предохранит от бедствий, чем неразумное и варварское. Однако удача, благополучие, счастье - все это произвольный дар Всевышнего, который может его и не даровать, несмотря на мудрость и благочестие человека. А потому надо, пока возможно, радоваться бытию и своему повседневному делу, предоставив Богу решать все остальное.

    В кругу богословов не однажды поднимался вопрос, с какой целью составители Библии включили в нее эту вызывающую уныние и безысходность поэму, говорящую о тщетной "суете", то есть о бесплодности, бесполезности и эфемерности всех человеческих деяний.

    Защитники Экклезиаста выражали мнение, что он был включен в собрание священных писаний как своего рода предупреждение, как попытка привнести новую точку отсчета в традиционность всего библейского мировоззрения. Ведь первоначально оно утверждало, что земное благополучие - это не что иное, как знак небесного благословения. Первоначально библейское мировоззрение почти абсолютизировало ценность богатства, успеха, продолжения рода, труда в поте лица и т. д. Но наступил момент истины, когда вдруг обнаружилось, что эти ценности не абсолютны. Нужно было искать иной духовный смысл человеческого бытия. И в контексте всей Библии Экклезиаст обозначает ту пограничную веху, с которой начались эти поиски.

    Видимо, это сыграло решающую роль в том, что Экклезиаст издавна, как мало какая иная книга Библии, привлекал внимание писателей и поэтов, историков и философов. Первое его переложение исследователи относят к III веку нашей эры. Принадлежит оно церковному писателю, богослову и философу Григорию Неокесарийскому.

    Предлагаемая стихотворная интерпретация Экклезиаста Германом Плисецким находится в русле принятых и устоявшихся традиций. Поэт стремился как можно точнее передать дух и букву древней книги, используя для этого принципы современной поэзии. 

    И посмотрел я, и увидел днесь:

    Тот, кто на свет жестокий не родился.  

    Еще я видел, что чужой успех

    Еще я понял: плохо одному

    Несладко быть на свете одиноку.

    Не радуется глаз его богатствам.

    Никто ему подняться не поможет.

    Не надо осуждать за это строго.

     Вячеслав ТИМИРБАЕВ.

Адрес материала: //mail.msn.kg/ru/news/23830/