Мы — люди добрые

    Нравственность общества определяется тем, как оно относится к старикам, детям и инвалидам. Вопрос, как мы оценим человечность и душу, выводя эту оценку из своего отношения к самым уязвимым людям: детям—подросткам — инвалидам? Ну ясно, ясно… Это государство виновато, что не выполняет обязанностей, определенных законами. Это очень дурные люди творят порой по отношению к ним жуткое и страшное. А мы — люди хорошие, добрые.
    Поэтому о государстве, а также о страшном — не будем.
    Вот эпизод летучий, неприметный, как дождевая
    капля, упавшая в море…
    В маршрутке я села рядом с девочкой–подростком. Обихожена и одета “слишком” для ее возраста и суеты буднего дня. Колечки, цепочки — не а ля алюминий, а настоящее. Платьице и прочий антураж — made in и явно не с базарного ширпотреба. Но множество тонких малозаметных теней–полутеней сразу выдают постороннему взгляду: она из числа тех, которых на Западе называют людьми с особыми потребностями, а у нас — инвалидами.
    Я о чем–то заговорила с нею. И неспокойный взгляд неуверенного, боязливого человека просто засиял от благодарности.
    Она с трудом выбралась из маршрутки и сделала первые шаги, так сильно припадая на укороченную ножку, что все ее худенькое тело искривилось. Остеомиелит; ясно, что ходить без костыля — мука… Да вообще нельзя.
    — Такая, и так вырядилась! — прозвучал на весь салон ядовитый женский голос ей вслед.
    Возражений не последовало.
    Я мельком взглянула на пассажирку. Не безмозглая девчонка–завистница. Вполне зрелая, вполне домовито–материнского вида женщина. Ей ли не понять, что подросток–девушка (и ее мать) по–детски наивно и отчаянно стараются как–то прикрыть, компенсировать физическую немощь, что весь ее облик и поведение вопиет: “Ну признайте меня такой, как все!”.
    Не признала. И никто ей не возразил.
    А что она плохого сделала юному инвалиду? Ни–че–го– шеньки. И ни в чем она, в общем–то, не виновата. У нас легионы людей, внешне здоровых… или относительно здоровых при встрече с инвалидами (ну буду называть их этим словом, хотя оно и коробит меня, потому что оно в обиходе) испытывают какое–то очень глубинное… на атомно–молекулярном уровне, свое превосходство над ними. Покалеченное тело… глухота… слепота… аномалия в психическом развитии на той же темной глубине воспринимаются как человеческая ущербность. Как отсутствие права на достоинство, полноценную жизнь, на увлечения и развлечения, на прихоти, честолюбие. И это все показывается открыто и разнообразно. И не только чужими людьми.
    И в советские времена, когда существовала крепкая социальная защита инвалидов всех возрастов и в значительной мере осуществлялась государственная забота об их здоровье, благополучии, соблюдении прав, достойные, добрые люди — близкие, врачи, специалисты — без угрызений совести советовали тем, у кого появлялось дитя с аномалиями в развитии, “сдать” его, как бракованную вещь, и “не связывать себе руки”.
    А сейчас с еще более легким сердцем “сдают”. Сотрудницы проекта ЮНИСЕФ по возвращению воспитанников Беловодского детдома в семьи рассказывали мне просто потрясающие истории. От двух девочек, например, их родители (две семейные пары) отказались потому, что те родились с “заячьей губой” (теперь это уже устранено). А таких девочек богатым, процветающим людям “стыдно” иметь. Умницу–мальчика “сдали” по той же причине: у него недоразвитые конечности.
    (Кстати, этого мальчика взяла с целью дальнейшего усыновления женщина из Канта. Я встретила ее некоторое время спустя.
    — А он уже ходит! — похвасталась она. — Пока неуверенно, но скоро и бегать будет!)
    В Ассоциации родителей детей–инвалидов, которую десять лет назад организовала в Бишкеке Тамара Дыйкамбаева, — в основном женщины. Ибо отцы предпочитают сбежать из семьи, где есть дети–инвалиды.
    У девушки–подростка, судя по всему, очень заботливые родители. Но проходит она, жаждущая быть, как все, сквозь слова и взгляды “улицы” (условное, конечно, название), как некогда в царской армии проходил провинившийся солдат сквозь строй одноратников с дубинками… И не возмущается, а только стыдится за себя так, что даже костыль прячет дома.
    А Зейнаб, однажды встретившись с “улицей” без материнской защиты, вообще решила умереть. В школу (обычную, общеобразовательную) привозила ее, а потом увозила домой мать. Однажды занятия отменили, и девочка решила отправиться домой одна. Перед пологим спуском под мост и последующим подъемом остановилась: не смогла их преодолеть на своей коляске…
    Два часа… Два часа! — она взывала к прохожим:
    — Помогите!
    Люди проходили мимо, не глядя и не слыша, но кто–то бросал злое или насмешливое замечание, а некоторые, не сбавляя шага, пытались всунуть ей тыйынчик. И только ОДИН человек из множества прохожих поинтересовался, какая помощь нужна девочке в коляске, и перевез через непосильное для нее место.
    Дома с ней случилась истерика. Потом она несколько дней лежала в ознобе, отказывалась есть и разговаривать.
    А Зейнаб ведь — сильный, разнообразно талантливый человек. Она так поразила финских кинематографистов, несколько лет назад снимавших серию фильмов о Великом Шелковом пути, что один из них они посвятили ей. В тринадцать лет — сборничек стихов. Постоянная участница и призер международного детского конкурса “Мир чарующих красок”. Музыкально одарена, прекрасный голос — на одном из международных фестивалей, в котором она приняла участие, заняла первое место как певица.
    Но! С первых дней рождения врачи и специалисты вынесли приговор: девочка обречена на неподвижность и “растительную жизнь” — у нее тяжелейшая форма церебрального паралича.
    Любовь и искусство матери, заботы отца и старшей сестры сотворили чудо… И много других людей одарили Зейнаб своим вниманием и заботой.
    В “своем кругу” — в школе, театре, церкви, на фестивалях, где концентрация умных, воспитанных людей куда выше, чем на “улице”, коляска, на которой она ездит, причиняли Зейнаб в основном физические, а не психологические неудобства. Но “улица” равнодушно, разнообразно и тупо показывает ей, что она “не такая”.
    Несколько десятилетий назад проматерь ООН, Лига наций, приняла Декларацию “О защите прав и достоинства инвалидов”. Не думаю, что в Западной Европе, Америке или, положим, в Японии ее изучают с младенческого возраста, как мы некогда основы макрсизма–ленинизма. Но наши граждане “с особыми потребностями”, и юные, и зрелые, которым посчастливилось побывать “там” (конечно, при финансировании приглашающей стороны, наши инвалиды и их семьи — люди бедные) возвращаются преображенными — им дано было узнать, что и огромное небо, и право на достойную жизнь принадлежат и им, как и всем людям.
    И Зейнаб Дыйкамбаеву, школьницу, сделала мужественным человеком, избавила от страха перед “улицей” поездка в Хельсинки. Ее туда, на семинар молодых людей с ограниченными физическими возможностями, пригласил Калле Конкеле.
    У этого человека парализованы ноги и легкие. Для него специально соорудили аппарат искусственного дыхания весом в несколько десятков килограммов и прикрепили к коляске. С такой оснасткой он работал в парламенте Финляндии, объездил полсотни стран, где учил и учит молодых инвалидов быть теми, кем они и являются — полноценными членами общества, и всемерно развивать свои возможности.
    Многое узнали, многому научились там участники семинара из СНГ. Но главное, что потрясло их: они впервые чувствовали себя “на улице” самыми обычными людьми! Никто “не замечал” их физических ограничений. Однако при малейших затруднениях чьи–то руки немедленно поддерживали… поднимали… подавали и оказывали множество услуг, о которых они не просили. И все это окружающие делали как–то мимоходом… как должное и шли дальше, не навязывая своего внимания и общения.
    — Понимаешь, мама, мы чувствовали себя обычными, как все, людьми!
    …Я увидела Зейнаб на встрече правительства с лидерами молодежных движений. Спокойная, обаятельная девушка. В отличие от других вожаков, выступающих перед министрами звонко, с прекрасными лозунгами (как на пионерском сборе) и утопическими требованиями, Зейнаб говорила точно, веско, как человек знающий.
    Она говорила о том, что в республике 34 тысячи детей–инвалидов. Многие из них талантливы (природа компенсирует недоданное или “испорченное” другими дарами). Но большинство из них не разовьют своих возможностей, потому что у них для этого нет условий. О нищете, в которой живут дети–инвалиды. Пособий (“высшее” из них на сегодня 504 сома) не хватает даже на лекарства, а ухаживающие за ними матери не имеют возможности зарабатывать.
    — Мы не желаем жить на иждивении близких и общества. Мы хотим трудиться и быть полезными и себе, и им. Необходим закон о детях–инвалидах, — говорила она.
    (Сама Зейнаб сейчас — одна из организаторов Ассоциации молодых инвалидов “За равно-
    правие”.)
    Недавно я поговорила с католическим священником из Англии — он родом из здешних мест, и мы знакомы. Он сказал убежденно:
    — Господь все создает целесообразно. Инвалиды, самые в быту немощные, необходимы человечеству. Наша цивилизация подошла к катастрофе. Миром правят эгоизм, зло; техногенный прогресс не только уничтожает землю, природу,но способен взорвать весь мир. Его может спасти только заповедь Христова: возлюби ближнего своего, как самого себя. И преобладание любви и доброты над жестокостью и злом. Инвалид, особенно ребенок, не только нуждается в повышенном внимании и доброте, но и дает людям возможность проявить милосердие, а значит, стать духовнее и мягче. У нас, в Англии, этого не надо объяснять. У вас это понимают немногие.
    Немногие. Но слава Богу, и в нашей буче есть анклавы, где дети, подростки (о них идет речь) с ограниченными возможностями чувствуют себя хорошо. Есть люди искусства, педагоги, врачи, просто умельцы “золотые руки”, которые в наше время, когда за всякую учебу надо платить, безвозмездно занимаются с ними. Есть люди и общины, которые с уважением и любовью помогают и им, и их семьям. И видела немало дружеских компаний, в которых дети, подростки как–то очень легко, естественно помогают другу–инвалиду преодолевать трудности в общении с миром. Есть… есть…
    …Ана днЯх в редакцию зашел Батырбек Сыдыгалиев, исполнительный директор токмакской молодежной организации “Достук–МОСТ” (милосердие, образование, спорт, творчество). Он рассказал, что организация вовлекает в свою жизнь, развлечения, спорт и молодых инвалидов.
    — Но у них проблема. Они не хотят быть на иждивении, хотят платить за все сами. Задумали организовать небольшое предприятие, где смогут (посильно, конечно) работать. Обратились в мэрию — оттуда их послали в Управление соцзащиты. В управлении их посылают из отдела в отдел и никто того, что должен делать для молодых инвалидов, не хочет сделать. Куда им обращаться?
    Да, куда?
    Валентина Корчагина.

Адрес материала: //mail.msn.kg/ru/news/7853/