Галопом по европам

    В Европе тоже есть проблемы. И люди там разные.
    В некоторых мгновенно находишь родственную душу, а с некоторыми если б не пообщался, то ничего бы не потерял. Словом, все как у всех и все как всюду. Но вот что заметно отличает ее от Азии, так это стремление не только сблизиться со своими соседями, но и принимать их такими, какие они есть. При одном условии: всеми без исключения должны быть признаны общечеловеческие нормы доброго соседства.
    Что это такое? Всего лишь все те правила, которые выработало человечество и которые теперь принято считать цивильными. То есть жить и строить свои государства нужно так, чтобы никому в них не было мучительно больно (физически и морально) и одиноко. И все. Так просто и так недостижимо, все еще недостижимо многими государствами, нашим государством в том числе.
    Средняя (Центральная) Азия Европой в качестве соседа пока что не рассматривается. Есть соседи более близкие и более понятные, которым, возможно, в ближайшее время предстоит вступить в Европейский союз. Однако интерес к нашим странам там велик. И, что интересно, в общих чертах европейцы нашу жизнь знают. Не все, разумеется, а только те, кто интересуется политикой, политикой Европы в частности. И поскольку эта политика ориентирована также и на Азию, то в общем они нас знают и пытаются понять то, что им непонятно. Большая же часть населения, как это происходит и в других частях мира, политикой не интересуется. Однако европейцам даже такого характера присущи доброжелательность и доверительность в общении. Возможно, это бросается в глаза потому, что европейцы, в отличие от нас, куда меньше склонны к вспыльчивости по пустякам и немотивированной агрессивности. Как это у них получается? Во–первых, традиции, наработанные веками, во–вторых, воспитание в таких традициях, а в–третьих, безусловно, забытое, утраченное чувство голода и вечного недоедания.
    Как бы там ни было, но у меня возникло ощущение, что Европа рядом с нами и что это все–таки наши соседи, правда, пока что не за первым поворотом и даже не за десятым. Но если будут хорошие дороги, если мы будем слушать и слышать друг друга, то, возможно, все эти повороты перестанут казаться нам непреодолимыми препятствиями.
    Кофейное дыхание Европы
    Главное и первое ощущение в Европе — ты человек. Не важен цвет твоей кожи и разрез глаз. Не важна твоя национальность. Важнее всего, превыше всего гражданство. Принадлежность к тому или иному государству, при всем том, что каждый европеец еще и гражданин Европы. Удивительное сочетание. Оно позволяет дышать так свободно, как только хочется. На этом фоне наши местные страдания на тему о том, какой ты национальности и вследствие этого (!) можешь или не можешь считаться вполне полноценным гражданином Кыргызстана, кажутся таким средневековым анахронизмом, что становится больно за себя и свою страну.
    Когда Германия, к примеру, выиграла свой первый матч на чемпионате мира по футболу, то на улицы вышло и выехало, кажется, все ее население, размахивая флагами и шляпами в тон государственным флагам. Было такое национальное ликование, что и нам, случайным свидетелям этого праздника, хотелось вместе со всеми кричать: Германия, Германия, Германия. Казалось, что здания, улицы, фонтаны, машины, а не только люди скандируют это название, гордясь им и вдвойне гордясь своей принадлежностью к нему. А я всматривалась в лица счастливых немцев и с удивлением обнаруживала среди них турок, африканцев, азиатов, мулатов… Они были счастливы, ведь победила футбольная команда ИХ страны. Где–то внутри меня копошилась глубинная боль — ожидание: не может быть, чтобы все эти люди не чувствовали себя изгоями в европейской стране, может быть, они просто делают вид, что счастливы, и, может быть, немцы не готовы делить свою радость с ними? Нет, нет и нет! Это были полноценные граждане, и они испытывали чувство гордости за СВОЮ страну, и таким же открытым чувством с ними делились коренные немцы.
    Когда, Боже мой, когда и у меня, родившейся в Кыргызстане, пропадет, исчезнет без следа чувство заискивающего напряжения перед лицом титульной нации? Когда исчезнет та черта моего удивительного гражданства, за которой вполне ожидаем и даже неудивителен вопрос: а кто вы такая, чтобы иметь право рассуждать об интересах государства? Увы, но нередко, совсем нередко мои гражданские порывы осаживаются или прямым таким вопросом, или однозначным намеком на него. И даже тот факт, что ни одна женщина–некыргызка не входит в управленческую структуру моего родного государства, уже говорит о многом.
    Тут органичен и вполне уместен вопрос о знании или незнании кыргызского языка. Но вот она, Европа, на улицах которой можно услышать самую разную речь. Там никто и никого не принуждает говорить на том или ином языке, однако языки, тем не менее, изучаются. Почему? Да потому, что это происходит как бы само по себе, по зову души и сердца, усиливая формы общения. Там язык не является орудием противостояния, он там (они там) как форма поиска компромиссов. И верховенство один язык уступает другому без боя. Скажем, в ЕС, головные организации которого находятся в Брюсселе, главенствующим языком долгое время был французский, теперь стал английский, а рабочими остаются немецкий, тот же французский и еще какие–то, если они востребованы. И из этого обстоятельства никто и не думает делать трагедию. Потому что все стараются понять всех. Если не знаешь ни одного из европейских языков, можно смело прибегать к языку жестов. Вас все равно доброжелательно выслушают и так же жестами объяснят, как можно решить проблему. Наверное, именно поэтому Европа объединяется, а бывшая советская Средняя Азия утрачивает былые наработанные маршруты взаимного понимания.
    Однажды зонтик выскользнул из моих пальцев и ударил бельгийца по плечу. Я еще не успела повернуться, чтобы извиниться, как уже получила извинение от… него. А?! Моя попытка встать в автобусе на ноги другому бельгийцу закончилась с тем же результатом. Он извинился первым! Складывается впечатление, что все европейцы уже на уровне подсознания устроены таким именно образом, чтобы рядом с ними никто не был бы чем–то недоволен и даже лишен любой возможности вступить в конфликт. В самолете на Бишкек сидящий передо мной пассажир с удовольствием раскинул свое кресло, не принимая во внимание тот факт, что тем самым ограничил мое жизненное пространство. Если бы я последовала его примеру, то сжала бы пассажира, сидящего сразу за мной. И так по всей цепочке далее. Подумалось: почему такая проблема не возникала на пути следования из Брюсселя, хотя по времени полет продолжался столько же? Потому что там каждый думал обо всех, а не только о себе, любимом. Наш же бишкекчанин такой вариант не то чтобы даже не допускает, но не анализирует его в принципе. Имеет право? Конечно, ведь билет купил, а кресло имеет свойство раскладываться. Но, согласитесь, есть в этом нечто, что предполагает неуважение к другим. И пока мы не научимся замечать такое свойство в себе, трудно будет говорить о том, насколько мы внимательны, следовательно, насколько воспитанны.
    Вся Европа наполнена ароматом настоящего, не суррогатного кофе. И вся она наполнена подлинным интересом людей друг к другу. И — доверием. Один из моих азиатских коллег заметил: европейцы не такие хитрые, как мы. Они не могут или не хотят обманывать там, где мы бы своего не упустили. Что же с ними будет, если мы навяжем им свои способы выживания? Подумалось: доверчивые, да, но умные. Они давно прошли через все эти этапы и отлично понимают их вред. Именно поэтому вход в ЕС определяется не по принципу: хочу взять все лучшее от этого союза, не напрягая при этом самого себя, не утрачивая свои вредные привычки. Он определяется совсем иначе: живи так, чтобы рядом с тобой свободно могли жить другие. Так просто. Но так трудно достижимо?
    Правительство в гостях у журналистов
    Оказалось, что в Германии правительство ОБЯЗАНО три раза в неделю приходить к журналистам и отчитываться перед ними за свою работу. К примеру, сегодня немецкое общество волнует проблема решения социальных вопросов. В чем–то оно утратило те рубежи, которые имело в 80–е годы. Его это волнует. В частности, медицинское страхование. Поэтому журналисты задают вопросы чиновникам столько раз, за сколько раз те наконец дадут внятный ответ. На пресс–конференции, к примеру, журналисты одолевали чиновника из медицинского ведомства до тех пор, пока тот не сказал: ответа сегодня нет, приду с ним на следующую встречу. Полагаю, что во второй раз ему будет труднее уйти от него, а в третий — невозможно в принципе. Чиновники крутятся перед журналистами, словно рыба на жаровне, но другого варианта у них нет. Общество хочет знать, поэтому журналист должен спросить, а чиновник ответить. Интересны возникающие в связи с этим перепалки. Журналист вежливо (но ехидно) говорит: господин такой–то, всем известна давняя ваша привычка немедленно реагировать письменным ответом на любую критику в печати, но вот ведущие газеты Германии покритиковали вас, а вы почему–то ответ не дали, почему? Чиновник заерзал в кресле: но также хорошо известна, например, привычка ведущих газет писать глупости! Еще решение не принято, еще только обсуждается, а они уже написали, что мы что–то делаем не так…
    Тем не менее журналисты делают свое дело — информируют общество, а чиновникам волей неволей приходится отчитываться перед ними поэтапно. И ни одному из них в голову не придет пропустить очередную встречу с журналистами только на том основании, что вопрос пока что только прорабатывается и сказать нечто новое, в общем–то, трудно. На самом деле это и есть свобода печати. Общество предполагает, что чиновники могут упустить какой–то важный момент, а этого допустить никак нельзя, поэтому журналисты буквально вытряхивают из них все нюансы, а чиновники при этом действительно ищут наиболее приемлемый вариант.
    Представить, что в каждые (!) понедельник, среду, пятницу можно увидеть представителей всех кыргызских ведомств и министерств и задать им самые важные вопросы, для нас сегодня так же нереально, как заставить депутатов регулярно отчитываться перед своим электоратом. Вот почему получается, что мы как бы строим характерное для демократии общество, но на самом деле даже не знаем сути его. Не думаю, что министры и депутаты Германии или ЕС и Европейского парламента менее заняты, чем наши министры и парламентарии, однако они ВЫНУЖДЕНЫ регулярно отчитываться перед обществом, прибегая при этом к помощи журналистов. Наши же ограничиваются всякого рода интервью, заранее оговаривая с журналистом круг вопросов. Читать такие интервью, мягко говоря, скучно. А там, где нет ответов на важные для общества вопросы, возникают проблемы с недоверием государственным мужам. У нас, как известно, такие проблемы есть.
    Что очень характерно для Европы: на все вопросы, даже если они и раздражают или кажутся несвоевременными, ответы, тем не менее, даются. Полные. Исчерпывающие. Или хотя бы анализируются, глубоко и пристрастно.
    Разумеется, трудно было бы в Европе искать ответ на вопрос: какая форма правления все–таки предпочтительнее, президентская или парламентская, в условиях Кыргызстана? Однако внести ясность в него можно, если опираться на европейский опыт. И вот что из всего этого получается. (Собственно, это было ясно и до Европы, но если есть возможность перепроверить себя, то это нужно делать.) По теории получается, что парламентская форма ближе к демократии. Однако парламент парламенту рознь. То есть получается, что народ наш должен выбирать (переизбирать) парламент столько раз, пока в него не войдут подлинные народные представители.
    Как же все–таки этого достичь? С помощью по–настоящему сильных политических партий. Где взять такие сильные (и ответственные перед народом) партии? Создавать. Развивать их. И ДЕЛАТЬ ЭТО НУЖНО НАРОДУ. А?! При всем при том, что мы уже согласились с тем, что во всем мире, и у нас в частности, существует тенденция, при которой совсем не обязательно всему народу быть политически активным. Таким образом, напрашивается вывод: пока нами не проведена вся эта работа, все разговоры о смене формы правления есть разговоры от лукавого. Нельзя надеть даже самую идеальную форму на некое содержимое, если оно не готово принять ее. Явно, что сегодняшний наш парламент никак не может быть признанным идеально отвечающим этой форме. Ясно, что сегодняшние наши партии никак не могут быть признанными народными представителями. И что же делать в таких обстоятельствах?
    И вот тут, мне думается, нужно сто раз подумать, прежде чем кардинально (но формально) менять свою жизнь.
    Сегодня у нас нет партий, которым бы мы доверяли и которые работали бы во имя народа и страны. Следовательно, они не смогут помочь нам избрать такой парламент, который бы работал во имя народа и страны. И хотя идея парламентской республики греет нашу душу, нужно честно сказать самим себе: мы, мы все, не готовы к такой форме правления. Пока не готовы. Но к этому нужно идти.
    Каким окажется этот путь — долгим и трудным или коротким и удачным, сказать, в общем–то, можно. Путь этот, безусловно, будет трудным. Насколько готовы мы к нему? Нельзя заменить долгую, кропотливую работу желанием быстрых или даже мгновенных перемен. Вот почему в споре о том, какой должна быть форма правления в Кыргызстане, безусловно, главенствующей темой должно быть знание самих себя. Чтобы стать светским человеком, недостаточно всего лишь надеть для этого фрак. Его нужно уметь носить.
    И, безусловно, на этом пути особая роль у СМИ. Сможем ли мы говорить правду, если она никому особенно не нужна? Сможем ли мы называть вещи своими именами или не сможем? Сохранится ли у народа доверие к печатному слову? Почувствуют ли чиновники свою ответственность перед обществом, произнося те или иные слова перед журналистами? Вопросов очень много. Но главное сделано: мы знаем, понимаем, что рано или поздно отвечать на них придется.
    Европа ближе, чем это кажется
    В 2007 году Германия будет президентствовать в Совете ЕС. Спрашивается, какое нам до этого дело? Мы будто бы забыли, что многие наши бывшие соотечественники вернулись на свою историческую родину, но все еще помнят о нас, о Центральной Азии. Разумеется, не все они, как и многие из нас, политизированы. Но все–таки слова “Центральная Азия” в Германии не звук пустой. Это жизнь нескольких поколений немцев, волею судьбы попавших в наши края. А жизнь — это не только грусть, это еще и любовь. И хотя выходцы из Центральной Азии не делают политику в Германии, но они там есть, а правительство этой страны привыкло принимать во внимание мнение своих граждан. К тому же только одна Германия имеет своих послов во всех странах Центральной Азии. Так кому же, как не ей, во время своего президентства акцентировать внимание на ЦА и сотрудничестве с ней? Есть и еще один момент, который немцы считают важным. Они запомнили, что крушение Берлинской стены, долгие годы разделявшей их государство на два самостоятельных, произошло практически одновременно с обретением странами ЦА независимости. То есть какие–то трудности для нас являются типичными, так почему бы их не решать, используя совместные усилия?
    У ЕС пока что нет согласованной политики в отношении ЦА. У Германии есть намерение всемерно развивать сотрудничество с нами. Возможно, что ее работа в этом направлении как–то подвинет к большему вниманию к нам и со стороны ЕС.
    Все это для нас, разумеется, очень важно. Но это важно и для Европы. Какая–то работа в этом направлении уже ведется. Германия надеется на то, что сумеет придать ей новые формы сотрудничества. К примеру, зафиксировать ряд принципов нашего сотрудничества. А для этого есть хорошие предпосылки.
    Может быть, еще и на таком пути экономика наша наберет нужный темп.
    И хотя разница во времени с Европой составляет пять часов, кто сказал, что это расстояние непреодолимо?
    Людмила Жолмухамедова.

Адрес материала: //mail.msn.kg/ru/news/14666/